Обыкновенное чудо
Владимир Тендряков - поиски героя
Вопрос о времени и герое, их сопоставимости, бесспорно, один из самых существенных и дискуссионных в литературе, критике... Трудно разобраться в человеке, если гнаться за ним по горячим следам его поступков, подчас достаточно противоречивых, если брать при сем за основу только какие-то внешние черты его жизни, тот тонкий и поверхностный слой, который иногда, увы, и принимается за воплощение и выражение <сегодняшнего дня>.
Я думаю, что существует (и очень, заметим, важна!) цепочка внутренней преемственно-сти... Разве не вечна сила человеческого подвига, умения вдруг встать <выше себя>, презрев собственную слабость и силу обстоятельств? Разве красота и величие таких людей необходимы и поучительны только для тех, кто жил с ними бок о бок, в одно и то же время?
Произведения Владимира Тендрякова хорошо подтверждают справедливость такой мысли. Вот, скажем, только две его повести - <Весенние перевертыши> и <Три мешка сорной пшеницы>. Я, когда прочел их в свое время, немедленно и живо вспомнил другие произведения этого писателя - и повести, и даже очерки. Тот же знакомый голос, те же упорно и настойчиво решаемые вопросы. Было о чем подумать. О том, например, что Тендряков - писатель удивительно цельный в своих пристрастиях, любви и ненависти, что герои его, как правило, бьются над самыми насущными, самыми острыми проблемами общественного сознания, о том, в конце концов, что они именно из-за этой обнаженной и необходимой всем нам гражданственной страстности - всегда современны. В нынешнее непростое и нелегкое время - современны, что называется, вдвойне.
Думаю, что не ошибусь, если скажу, что В.Тендрякова, как правило, больше всего волновал и заботил один и главный для него вопрос: как воспитать всем нам высоконравственного человека?.. С этой точки зрения его можно и нужно считать писателем одной темы, и такое постоянство стоит, конечно, дорогого, потому что и впрямь: что может быть важнее для всех нас, живущих бок о бок друг с другом?
Может быть, превыше всего В.Тендряков ставил самостоятельность сознания, не <обструганный> характер, презирающий догмы: человек должен искать и решать сам. Анализировать, обобщать, делать выводы - мыслить. Затем - действовать. Действовать <от себя>, от настойчивого и упрямого импульса своего разума и своей чести, не надеясь только на приказы свыше и не застывая в навсегда определившемся отношении к жизни, к людям.
В.Тендряков писал об этом в двух публицистических работах - статьях <Ваш сын и наследство Коменского> и <Разговор о культуре>. Он предостерегал, что <люди с неразвившимися в детстве духовными интересами - социально опасное явление> (эту мысль еще придется вспомнить, когда мы подойдем к повести <Весенние перевертыши>).
Ключевое слово в прозе В.Тендрякова - совесть. Ее силой и властью проверяются герои книг, она - источник их мук, поражений и побед, их человечности.
Повести <Тройка, семерка, туз> и <Суд>. Что происходит в них, что стоит за их текстом? В <Тройке...> честный, правдивый Лешка вдруг предал бригадира сплавщиков Дубинина. Только <вдруг> ли? За моральным падением Лешки вставал важнейший вопрос о нравственности, выстраданной, проверенной жизнью, и той, что существует лишь <пока>, до поры до времени. На тот же излом проверялся писателем и охотник Тетерин из <Суда>. Повесть эта словно продолжала основную мысль-идею <Тройки...>, образуя в совокупности с нею своеобразную <дилогию>, объединенную смыслом и пафосом обоих произведений.
И в <Тройке...>, и в <Суде> убедительно и темпераментно - Владимиру Тендрякову холодная бесстрастность и в мыслях, и в интонациях вообще чужда, явно им отвергаема - доказывалось, что совесть, мораль, этика - понятия социальные, вырабатывающиеся в личности при ее активном отношении к действительности, неразрывном и ко многому обязывающем человека единстве с нею. Герои <Тройки...>, <Суда> не смогли совершить бесконечно важного (для них же самих важного!) броска к себе, к тому лучшему, что обеспечивает подлинную человеческую ценность. Преодоление самих себя им не далось, и это ли не трагедия? Она была написана резко, отчетливо, подобная манера, такой <рисунок> прозы вообще глубоко характерны для творческого почерка Владимира Тендрякова.
В его произведениях столкновение противоборствующих сил, понятий, чувств и принципов доведено, как правило, до предела. Пружина сюжета сжата так туго, что кажется, еще немного - и она лопнет, брызнет осколками. Исподволь зреющий и потом точно взрывающийся в миг кульминации конфликт слепит глаза ярким светом однозначной и беспощадной правды, истины, раскрывающей читателю подлинные корни, причины происшедшего. Когда человек, отважившись, в первый раз становится выше себя самого, переступая через собственную слабость, робость, нерешительность? Отчего с ним происходит подобное?
Ясно одно: в окружающем мире вдруг находится, четко видится, укрупняясь и становясь все более значительной, точка приложения твоих сил. Утверждается связь с ней, принуждающая к поступку. Размыкаются границы <я>, появляется <мы>. И уж дальше этому нет конца: <мы> все растет и растет, все расширяется его орбита.
Повесть <Весенние перевертыши> более всего интересна тем, что переход от <я> к <мы> рассмотрен, можно сказать, с истока, с первого ощущения <я нужен, я должен>, родившегося в душе ребенка, мальчишки - Дюшкиной (таково его домашнее имя) душе.
До этого момента <мир кругом был прост и понятен>, герой <себя не стыдился>, и жизнь катилась по наезженной, привычной колее, не обещая никаких новшеств. Фраза <себя не стыдился>, вынесенная Тендряковым в самые первые строки повести, конечно, не случайна. То есть самооценки, сознательного, а не заемного отношения к жизни вообще еще не было.
А потому вдруг какой-то толчок, сработало какое-то колесико, чисто случайное: Наталья Гончарова на картинке в <Сочинениях> Пушкина показалась похожей на соседскую девчонку. Захотелось проверить, верно ли. И началось. Душа проснулась, начала познавать мир.
Санька Ераха, Дюшкин сверстник, которого герой раньше попросту не- долюбливал, вдруг стал человеком <из другого мира, нисколько не похожего>. Стало абсолютно ясно, что Санькин мир несовместим с миром Дюшки. Ведь если бы он мог формулировать свои мысли как писатель, его создавший, он бы сказал о Ерахе (помните?): <Люди с неразвившимися в детстве духовными интересами - социально опасное явление>. Срок свершения обыкновенного чуда не зависит от возраста. По-разному зреют люди, по-разному формируются их души, да и обстоятельства у всех различны. Дюшка Тягунов столкнулся со своими первыми прозрениями мальчишкой, но они могут прийти и к человеку вроде бы сложившемуся. Женька Тулупов, один из главных героев повести <Три мешка сорной пшеницы>, испытал трудность самоопределения и выбора значительно позднее Дюшки. Женька прошел фронт, и ему <перевалило за двадцать>.
Осень 1944 года. Последние и потому особенно тяжелые усилия измученного войной народа и радостное ощущение близкой победы. Женька в составе бригады уполномоченных едет <вытрясать> хлеб из района, в котором хлеба заведомо нет. С одной стороны - долг (надо!); с другой - чувство жалости, сострадания к тем голодным, у которых нужно <изымать>.
Жесткий узел, жесткий выбор (столь любимый В.Тендряковым), когда любое решение - то ли в пользу долга, то ли в пользу голодных - обязательно покажется бесчеловечным. Покажется, как только начнешь размышлять над своим, личным выбором и его последствиями.
В такой ситуации только люди схемы, догматического мышления не способны испытывать каких-либо мучительных чувств и мыслей. Те люди, которых прозаик и публицист Владимир Тендряков откровенно никогда не жаловал.
Вся повесть <Три мешка сорной пшеницы> - о прозрении человеческом, о том, что для свершения любого дела необходимы душа и сердце, без которых самые правильные намерения могут обернуться своей противоположностью.
Женьке Тулупову тяжело, поскольку это испытание у него - первое. И постепенно, шаг за шагом продираясь к себе же, к тому лучшему, что в нем заложено природой и людьми, герой понимает: <приткнуться> - невозможно. Можно только выбрать, сделать свой и решительный шаг. Этот вывод, эта мысль роднит <Три мешка сорной пшеницы> с повестью <Весенние перевертыши>. Да только ли с ними... И с ними, и с тем, что написал Владимир Тендряков ранее. С героями этого писателя всегда происходило <обыкновенное чудо>: познавая себя, они открывали связь человека с окружающими. Процесс этот давался им не просто, путь его обязательно лежал через выбор, через дилемму <или - или>. Третьего никогда не было дано.
Почему же так дорога была эта тема писателю? Почему он так упорно был привержен ей?
...Великому русскому медику, хирургу Н.И.Пирогову принадлежит замечательное, на мой взгляд, высказывание: <Дайте созреть и окрепнуть внутреннему человеку, наружный успеет еще действовать. Выходя позже, он будет, может быть, не так сговорчив и уклончив, но зато на него можно будет положиться: не за свое не возьмется. Дайте выработаться и развиться внутреннему человеку! Дайте ему время и средства подчинить себе наружного, и у вас будут и негоцианты, и солдаты, и моряки, и юристы, а главное, у вас будут люди и граждане>.
Эти мудрые, пророческие слова (будто сегодня писано!) стоят незримым эпиграфом почти ко всем произведениям Владимира Тендрякова, ибо они были созданы именно ради роста и развития <внутреннего человека>. Без которого и впрямь нет <людей и граждан>. Сегодня мы все это видим, чувствуем - и вполне отчетливо.